Два веса, две мерки [Due pesi due misure] - Лев Вершинин

Обошел вокруг и вижу: в правом нижнем углу контейнера щель и что-то оттуда торчит, топорщится.

Провод со штепселем.

Перочинным ножиком вытаскиваю провод, иду и втыкаю штепсель в розетку.

Сразу же слышится гудение — холодильник включился в сеть.

— Раз уж покойничек залез в холодильник, лучше ему побыть в холодке, — говорю я сам себе.

Закрываю дверь чуланчика и ухожу.

Глава вторая

Не все обязаны быть футбольными болельщиками, не так ли? Если вы не болельщик, то можете узнать о футболе массу любопытного. Возвращено отправителю.

«Пенальти» — спортивная газета, которая почти все страницы отдает футболу.

В «Пенальти» печатают всякую всячину. Репортажи о сыгранных матчах, прогнозы по поводу матчей еще не сыгранных, разные истории про футболистов, тренеров, президентов, массажистов — словом, про всех, кто как-то причастен к футболу. Сплетни, слухи, происшествия, которые произошли и должны произойти, инсинуации, обвинения и контробвинения, полемика и множество других футбольных новостей, всего и не перечислишь.

Главный редактор «Пенальти» — мой давний школьный товарищ.

Помнится, мы его все время пинали, ведь голова его была точной копией футбольного мяча, и даже швы на ней были.

Я подумал, что он может рассказать кое-что интересующее меня о футбольном мире, с которым я совершенно незнаком, и потому отправился в редакцию газеты.

Вылез из машины возле небольшого здания редакции и хотел было войти в ворота, как вдруг швейцар бросился мне наперерез и в прыжке попытался отфутболить меня на улицу.

Я уклонился и влетел в ворота.

— Вход воспрещен, — сказал вратарь-швейцар, поднимаясь с земли.

— Сожалею, но я забил гол, — говорю, — и теперь намерен побеседовать с главным редактором.

Поднимаюсь по лестнице и вхожу в большой зал, где полно народу; одни входят, другие выходят, и у всех в руках какие-то листы. Курьеры, журналисты, типографские рабочие.

Один тип попытался обойти меня сзади, но я увернулся и устремился дальше.

Мне удается добраться до середины зала, но тут мне ставят подножку, и я оказываюсь на полу.

Поднимаюсь и слышу свист.

Подбегает какой-то типчик в черном костюме с белой каймой и в рубахе с расстегнутым воротом. Во рту у него судейский свиток.

Он вынимает свисток изо рта и показывает мне на дверь.

— Вон, — говорит.

— Да вы шутите! — восклицаю я. — Мне дали подножку — и вы меня же удаляете?

— Вон, и без разговоров, — повторяет он, тыча в меня пальцем.

Пришлось пощекотать этому хмырю подбородок.

Тип в черном спортивном костюме растянулся на полу, а я пересек зал и вышел в коридор.

Добираюсь до двери с табличкой: «Главный редактор синьор Остерегино».

Стучу и вхожу.

Мой бывший школьный товарищ сидит за письменным столом и держит в руке ножницы.

На голове у него шляпа, а на самом кончике носа — очки.

Он вскидывает голову, глядит на меня и ножницами поднимает очки чуть повыше.

— О, Пипа, привет! — восклицает он.

— Привет, — говорю, — нелегко до тебя добраться, особенно тому, кто никогда не играл в футбол.

Он смеется, и очки сползают на кончик носа.

— Вот я и удивляюсь, — говорит он, снова ножницами поддевая очки. — Сегодня трудный день. Совсем неподходящий для визитов. Чего тебе надо? Трупов у нас нет, все пока живы.

— Это я заметил, — говорю.

Снимаю с него шляпу, осматриваю голову и водружаю шляпу на прежнее место.

— Вижу, мяч у тебя еще в порядке, — говорю, — за все эти годы не скукожился.

— Кончай со своими комплиментами, — морщится Остерегино. — У меня времени в обрез. Говори, зачем пришел, и катись.

Сажусь, закуриваю.

— Мне нужен билет на воскресный матч, — отвечаю, — в городе его не достать.

— Хочешь, чтоб тебе все кости переломали? — удивляется он. — Завтрашняя встреча будет горяченькой. Все места в больницах уже забронированы. Я бы дал тебе свой редакторский пропуск, да боюсь, потом тебя не отыщу. Кто знает, в какую больницу ты угодишь.

— Не волнуйся, — отвечаю. — Я не болею ни за одну из команд и в драку не ввяжусь.

Остерегино с сомнением глядит на меня, но все же лезет в бумажник за пропуском.

— Вообще-то на нем моя фамилия, — говорит он, роясь в бумажнике, — а значит, кто-нибудь да вернет мне его.

Протягивает мне зеленый бумажный прямоугольничек. Беру его и кладу в карман.

— А ты не пойдешь? — спрашиваю.

— Что я, сумасшедший — ходить на матчи! Я из редакции ни ногой. — Он снова берется за ножницы и водружает на переносицу упорно сползающие очки. — Можно подумать, ты прилетел с другой планеты, — говорит он. — Самый большой болван в городе — и тот знает все об этих двух командах.

— Да, я прилетел с другой планеты, — отвечаю, — и ничего о них не знаю.

— Подробно рассказывать обо всем у меня нет времени, — говорит Остерегино. — Могу лишь сказать, что матч закончится нулевой ничьей, хоть битва и будет жаркой. Ведь первого, кто по несчастливой случайности забьет гол, толпа тут же подвергнет линчеванию — правда, если пришедшим в отчаянье болельщикам удастся прежде перебить болельщиков ликующих. В «Апатиа» центральным нападающим будет играть Капустини. Он потрясающий центрфорвард, но, учти, с защитниками «Буйни-клуб» много не наиграешь. В свою очередь в «Буйни-клуб» правым полусредним будет играть Отбивало, хоть он и прирожденный центр нападения. У Отбивало мозги в ногах, и, когда у него болит голова, приходится ему делать педикюр. Единственное слабое место в «Буйни-клуб», если его можно назвать слабым местом, — это центральный полузащитник. Сорок лет назад он был лучшим полузащитником в мире, но теперь ему шестьдесят восемь лет. Ого Пальма хотел вывести его из состава команды, но не смог. Он нечто вроде талисмана у игроков и болельщиков, которые зовут его «дедушка», к тому же он родственник президента клуба. Да и потом, его непременное участие в матче стало традицией. Два года назад его хотели залучить в приют для престарелых и даже давали за него блок заграничных сигарет, но руководство клуба отвергло это предложение. В игре ему еще удается пробить на целых три метра, если только мяч к нему попадает. Но удар он, несмотря на свой преклонный возраст, выполняет отменно. Он единственный, кого игроки уважают, ведь он уже седовласый старец. Зовут его Слюни, и играет он в пальто под майкой. Недавно возникли жаркие споры: Федерация пыталась запретить ему играть с грелкой на груди. Но потом все уладилось. У меня все. Чао.

Тушу ногой сигарету и поудобнее устраиваюсь на стуле.

— Хотелось бы еще кое-что узнать об Ого Пальме.

Остерегино опускает ножницы и скрещивает пальцы.

Потом начинает рассказывать, быстро-быстро, я еле за ним поспеваю.

— Ого Пальма — самый молодой и талантливый из всех тренеров. Ему тридцать два года. Еще юношей он играл за «Буйни-клуб». Но в двадцать лет получил сильную травму, и пришлось ему навсегда покинуть поле. В момент удара по воротам он сломал ногу о боковую штангу. После этого сильнейшего удара нога вместе с мячом полетела в сетку. Вратарь растерялся и в прыжке поймал ногу, а мяч влетел в ворота. И это был победный гол. Все сказали, что Ого Пальма заранее придумал такой трюк, чтобы забить гол. Тот матч стал последним для Ого Пальмы. Ногу ему потом пришили, но играть он больше не смог. Он стал тренером команды «Буйни-клуб» и остается им по сей день. Ого обожает свою команду и ненавидит все остальные. Особенно «Апатиа». Дай ему волю, он бы живьем сжег всех игроков основного состава и запасных, а заодно и президента клуба. Ну вот, теперь уж точно хватит. Чао.

Входит молодой человек без пиджака, и Остерегино протягивает ему только что вырезанную из газеты фотографию.

— Подбери подпись, — говорит он, — и отправь в типографию. — Потом смотрит на меня. — Ты еще здесь?

— Ты ничего не рассказал о Луке Громини.

— Тренер «Апатиа» тоже был хорошим нападающим, но однажды у него на поле лопнули трусы, и с тех пор он перестал играть. Сейчас ему под пятьдесят, но он еще способен бежать по полю, обходя стенку и держа мяч на голове так, словно тот прилеплен к ней самым лучшим клеем. Он ненавидит «Буйни-клуб» и, если б мог, изжарил бы всех игроков основного состава и запасных, а заодно и самого президента клуба. Но первым делом — центрального полузащитника Слюни. — Остерегино поднимается и щелкает ножницами у меня перед носом. — А теперь, — говорит, — вставай и топай отсюда. Не могу я рассказывать историю всех игроков и тренеров подряд — дел невпроворот. Если тебя интересует история тетушки кого-нибудь из футболистов, спустись в наш архив. Там все что хочешь найдешь.

— Спасибо за помощь, — отвечаю я.